«ХОЧУ ВСПОМНИТЬ МОЛОДЫЕ ОЩУЩЕНИЯ, КОГДА МНЕ БЫЛО ХОРОШО»

— Расскажите, пожалуйста, что ждет зрителей в программе юбилейного вечера?

— Экскурс в мое прошлое. Два отрывка из студенческой жизни: один — Максим Горький, «Дети солнца»: сцена ветеринара Бориса Чепурнова и Лизы, а другой — Николай Гоголь, «Повесть о тем, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Оба эти отрывка со второго курса моего.

Потом у нас будут отрывки из спектаклей «Ведогонь-театра», которые я здесь играл: сцена Кавалера и Мирандолины из пьесы Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы». И вспомним спектакль, который уже больше не идет — «Иванов» Антона Чехова: сцена Лебедева и Шабельского.

А между ними будут три интермедии, чтобы зритель не скучал. Будет один чеховский чтецкий рассказ — прочитает Александр Бавтриков, две песенки споет Настя Мунина, и мой друг-поэт Игорь Федоров, которого я знаю уже почти 40 лет, выступит со своими стихами.

— Почему именно эти отрывки были выбраны?

— Почему? Ну, «Детьми солнца» я девочку спасал от отчисления. Она, видимо, не подошла Олегу Павловичу Табакову на роль Джульетты в выпускном спектакле, и он хотел от нее избавиться, пока время есть. А я на тот момент был в нее влюблен. Я сделал отрывок, и Табаков на следующий день после спектакля, вызвал меня в «Табакерку» и сказал: «Победил, подлец, придется ее оставить!». И после окончания института я даже поступал в театр с этим отрывком. Правда, с другой актрисой.

А «…Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»... У меня было два отрывка: этот и Плюшкин из «Мертвых душ». И когда мы уже сдавали госэкзамены на четвертом курсе, Табаков сказал: «Дима, я не могу тебе дать два отрывка, тебе надо будет выбрать: либо Плюшкина ты делаешь, либо Ивана Иваныча».

Плюшкин у меня был очень тяжелый, на 40 минут отрывок, и я решил делать Ивана Ивановича. И так как это был последний экзамен, он поставил нас последними: двадцатыми — ударными! Чтобы кафедра и, так сказать, министерство культуры рассмеялись. Мы с моим лучшим другом на курсе — Виталиком Макаровым тогда хорошенько «подготовились» к выступлению. И потеряли немного связь с залом — пытаемся шутить, а в ответ — тишина. Ну, мы к концу отрывка как-то запал и подрастеряли. Потом Табаков нам сказал: «Никулин и Шуйдин сегодня сильно не в форме».

— Получается, вторым отрывком вы хотите реабилитироваться? Сыграть как следует?

— Ни в коем случае. Просто я хочу вспомнить то, что было хорошо когда-то. Не только в плане искусства, но и когда мне лично было хорошо — с этими людьми, в то время, в том месте, в тех отрывках. Я хочу вспомнить те молодые ощущения.

Из наших работ я выбрал «Иванова», потому что это был очень хороший спектакль, он мне очень нравился! И сценка, которую мы будем там со Славой Семеиным и Сашей Бавтриковым делать — очень симпатичная.

А «Хозяйка гостиницы» — это комедийный жанр. Я его немножко хочу превратить не в спектакль, сыграть не так, как мы делали и как молодой состав сейчас играет, а преобразовать в такой капустник, немножко развлечь.

«В ТЕАТР ТАБАКОВА Я ПОПАЛ КАК СНАБЖЕНЕЦ»

— Вы 30 лет на сцене. В прошлом году у вас был юбилей. Что стало самым важным творческим открытием или достижением за этот период? О чем вспоминается?

— Мне вспоминается, конечно, институт. Потому что моя история поступления была какой-то нелепой! Я очень хотел стать актером после армии и четыре года поступал безуспешно. Но, правда, сразу же прибился к какой-то такой полулегальной группе «Арлекин». Это полупрофессиональный театральный коллектив, они ставили спектакли и пытались обучать актерскому мастерству. Они взяли меня, видимо, из-за того, что я закончил в свое время бухгалтерский техникум. А им нужен был бухгалтер.

Они как-то уехали на все лето в Алма-Ату, на гастроли, а меня оставили сидеть, принимать звонки от вновь поступающих к ним студентов. У меня там по соседству снимала офис одна тетка, она как-то говорит: «Димка, что ты тут сидишь? Иди к Табакову!». Я ей: «Вот приехали! Я такой пришел, и он меня только и ждет!». Она отвечает: «Вот все так думают, и никто не идет. А ты иди!». И я пошел. И меня взяли в «Театр Олега Табакова», известный в народе как «Табакерка».

Сначала взяли помощником снабженца, потом я стал снабженцем, потом меня взяли помощником администратора, потом я стал главным администратором. А после, когда мне было почти 25 лет, и я с театром уехал в Саратов на гастроли, к нам туда приехал ныне покойный Алексей Александрович Селиверстов. В будущем — мой хороший друг по «Табакерке» и мой педагог. Он рассказал, что Табаков 11 человек срезал со вступительного экзамена. Он тогда набирал курс, прослушивания уже прошли, он группу вроде как собрал, им оставалось только экзамен сдать по предметам. А экзамен — это же уже чистая формальность! Написать сочинение, что-то ответить по истории... Так у него этот экзамен 11 человек не сдали.

Дело в том, что, когда руководитель набирает курс, он зачастую знает, какой у него будет дипломный спектакль. Табаков, видимо, хотел в то время «Ромео и Джульетту» сделать. Сережу Безрукова он взял на роль Ромео, а остальные ему не подходили по типажу, компашка не получалась. Он решил их скинуть и добрать новых, подходящих. И я пошел в этот «добор».

И принимал у меня экзамены Владимир Машков, который буквально за месяц до этого сидел у меня во время гастролей в четыре утра в номере и кормил меня персиками, чтобы я его заселил в гостиницу, потому что он приехал на сутки раньше. А я теперь ему экзамен сдаю! Я его гонял, а теперь от него судьба моя зависит. И Табаков тоже был там.

У нас было две десятки, а Олегу Павловичу не хватало 11 человек. Я был последним, 20-м. Встают люди, представляются: «Саша, Наташа»… До меня доходит, я встаю, а он говорит: «Знакомы». Ну, я стал читать: в стихотворении он меня на первой строчке оборвал, в прозе тоже. Я басню попробовал, он говорит: «Не надо». Потом вызвал, говорит: «Ты понимаешь, тебе 25. Ну, зачем ты мне такой нужен? Я люблю пластилин, чтобы они были как чистый лист. Давай сделаем так: я тебя возьму вольнослушателем. Будешь ходить, сессия придет — покажешь свое мастерство. Если мне понравится, возьму тебя на курс. Согласен?» А что, у меня был какой-то выбор, что ли?

К сессии я сделал отрывок, он смеялся, понравилось ему. Потом говорит: «А кто тебе из наших, из "Табакерки" отрывок сделал?». Я говорю: «Палыч, можно по блату, конечно, поступить. Но как я отрывок-то по блату сделаю?"» Он отвечает: «Ну, все, тогда так и продолжай». И первый год я окончил вольнослушателем.

В конце второго семестра я, по-моему, Плюшкина сделал. Тогда у меня первый случился скандал с Олегом Павловичем, потому что ему, видимо, понравился отрывок, он предложил его улучшить. А меня это оскорбило. Амбиции. Амбиции ненужные. Вот, как будто мне не 25 было, а 14! Я в своем отрывке выезжал на стуле на колесиках, был у меня старый халат, платок, волосы длинные — такая бабушка получилась. В общем, смешно я делал. А к нему на «улучшение» я пришел чуть ли не в галстуке. Он говорит: «Дим, а ты на колесиках-то выезжал, где они?». Я говорю: «Палыч, вы хотели улучшить? Улучшайте». Он понял, что я не хочу никаких улучшений, обиделся. Ну, вот у нас первый такой с ним конфликт произошел. Ну, это ничего.

«ГОРАЦИО ОТКРЫВАЕТ ПАЛЬТО, А У НЕГО ТАМ МЕДАЛЬ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА»

— Как Вы все-таки поступили на курс?

— Я к тому моменту учился второй год уже, тогда даже четверокурсники пришли посмотреть, как я вместе с абитуриентами буду сдавать прозу, басню. У нас был тогда Олег Георгиевич Герасимов деканом, ныне покойный. Я последним вышел. Все уже отчитали. Я выхожу, говорю: «Буду читать Пушкина». Герасимов спрашивает: «Всего?». Я говорю: «Да нет, наверное, одно стихотворение прочту». И начал: «Я вас люблю, хоть я бешу». И про себя думаю: «Вот, как-то я не произнес окончание... А надо ли произносить "бешусь" или сделать вид, что так и хотел сказать? Или они не расслышали? Но там рифма...». Это я так думаю, а прошли же доли секунды. И вот пока я думал, я слышу, весь малый зал МХАТа такой: «Сс-с-сь...» Ну, все. Герасимов раскололся, смеясь, говорит: «Иди отсюда». В общем, решили меня не мучить, взяли без просмотра. И вот так я стал студентом Школы-студии МХАТ. Вот это вот точно запомнил!

А вообще, конечно, очень много всего, всего, всего. Из рабочих моментов мне всегда очень нравились «расколы» — это когда актер на сцене начинает смеяться, из роли выходит. Например, когда в «Гамлете» играли в «Сатириконе» с Федором Добронравовым, он играл Горацио, и мы с ним выходили свитой короля. У меня на костюме на груди медалька такая висела. Я ему за кулисами все время говорил: «Горацио, понял, как надо работать?» и по медальке своей пальцами постукивал. У него же такой медали не было! Год прошел, играем очередной спектакль. Он сидит в профиль к зрителям, в таком черном пальто. Я вышел, опять на медальку показываю, на него смотрю. И вдруг он открывает пальто, а у него там висит медаль «Герой Советского Союза». Я и ушел обратно, чтобы на сцене не рассмеяться…

Таких моментов много, все не упомнишь. Это надо книжку писать.

— А есть в планах книжка?

— Пока нет. Это очень тяжелый труд. Я постоянно байки свои рассказываю, мне как-то однокурсник говорит: «Дима, господи, сколько же ты всего помнишь?». И все эти байки же можно записать! Но сколько их будет? Ну, хорошо, наберу я 100 штук — будет такая брошюрка. Но пока и она не пишется. Надеюсь, когда-нибудь. Может быть.

Беседовала Дарья Эйдемиллер, специально для Инфопортала

Фотографии Инфопортала и «Ведогонь-театра»